Олдман – герой фильма Джузеппе Торнаторе  «Лучшее предложение сноб, мизантром и эстет. Восхитительный типаж на фоне заурядных суперменов и героев-любовников. Перчатки галстуки, изысканные манеры призваны экранировать мистера Олдмана от людей, которые представляются ему опасными. Его образ жизни не просто крайность. Он достигает уровня фрика – эксцентрика, вызывающего улыбку и в ту же секунду восхищение. Оставшись с малых лет сиротой, Верджел обрел упоение в мире прекрасного. Стал признанным экспертом в сфере антиквариата, оценщиком шедевров. Аукционы, проводимые Олдманом, собирали сотни и сотни коллекционеров по всему миру, всех этих воротил артбизнеса и банальных миллионеров.Никто из них и догадывался о двойной жизни маэстро.

       За армированными дверьми, под усиленной охраной современнейшей сигнализации хранилось самое драгоценное для главного героя. Не многочисленные перчатки и галстуки всех оттенков, а полотна великих мастеров. Стены тайника плотно увешаны портретами. С первых мгновений удивляет, что нет детских ликов, не встретишь здесь портретных групп. Только дамы! Угроза зреет уже в этом. Только дамы. А также женщины и девочки.  Странно для человека, не познавшего женщины. Или… Или наоборот, очень объяснимо. Ведь женщины ему представлялись чем-то непредсказуемым. Вероятно, заключив свой брак с искусством где-нибудь в Лувре, Олдман все-таки в некоем латеральном разуме был помешан на этих существах – женщинах. Ему все-таки придется сорвать свои перчатки, все-таки придется выбраться из скафандра. Опытный зритель, а это просто взрослый человек, обязательно узнает ситуацию. Первую подачу совершает женщина. Не мужчина добивается расположения прекрасной героини, а молодая, уязвимая и хрупкая охотница заманивает нашего фрика в свои ловушки. Навязчивые звонки по телефону, нежный, дрожащий голосок в трубке и заточение в стенах собственного дома. Ну как тут не превратиться в рыцаря, когда у тебя такие утонченные манеры, когда ты вырос среди скульптур и картин, возвеличивающих в нас самое лучшее?! Наш зануда расцветает в рыцаря! Поглядывает, подстерегает, выслеживает и похоже, поставил перед собой задачу, во что бы то ни стало освободить даму своего сердца из ее башни. Налицо каркас мифологической традиции. Драконом в наше время может показаться невроз и, героиня действительно боится выходить на улицу, подобно Верджелу, избегает людей.  Не помогли перчатки галстуки – герой изменил искусству с женщиной. Пробиты защиты, обойдены фильтры – Олдман разрушен. Раскрасневшийся и потный, со сбитым набок галстуком, появляется на публике. Теряет хватку и как мошенник. А главное – налицо капитуляция Олдмана перед стихией чувств. Где-то внутри он готов на все. Даже на то что его обведут вокруг тонкого женского пальчика.

       А еще показательно, как у него под носом молодой друг и консультант по свиданиям Роберт собирает Андроида. Вроде бы шедевр механики, машина, иммитирующая человека, но в которой заведомо должен  быть спрятан карлик. Карлик появится в конце драмы. Клэр муза Олдмана и совершенное орудие в руках мошенников, наверняка беспринципная и расчетливая особа. Но! Но и здесь открывается человеческое противоречие. Увидев  в окно, как ее пожилого, обманутого бойфренда избивают налетчики, она бросается сквозь дождь к нему, распростертому в луже и спасает от банальной физической смерти. И Клэр можно заподозрить во всплеске нежности к этому незаурядному субъекту.  

       Таким образом, даже мошенническая схема это тоже только набор искусственных ролей, притворство, а человеческая обнаженность, подлинник они вот здесь, под проливным дождем, в ночи, перед лицом смерти. 

       Торнаторе убеждает нас - лучше полюбить по-настоящему, по-настоящему опасно, по-настоящему страстно, по-настоящему потерять разум и дойти до сумасшедшего дома, чем прятать свои страсти в бронированном тайнике. Так ли уж страшно сойти с ума? Да ничуть! Терминальная фаза человеческого бытия в конце концов тоже предполагает выживание из ума, маразм. Зато у нашего героя  уже было все. Интрига, рыцарские подвиги, наслаждение, ниспровержение. Превосходна заключительная сцена картины. Олдман абсолютно уязвимый, покинутый всеми сидит в окружении вращающихся шестеренок, этих жерновов времени, среди счастливых парочек. И теперь он жив. Одинок, но в его доживании любви больше, чем в немом щебетании этих парочек.